Декан факультета географии оценил итоги международного климатического саммита COP28 в Дубае

Николай Константинович Куричев, декан факультета географии и геоинформационных технологий НИУ ВШЭ, принял участие в качестве наблюдателя международного климатического саммита в Дубае. По возвращению он поделился своей экспертной оценкой итогов и специфики одного из самых обсуждаемых мероприятий года - COP28. 

Николай Константинович, какие вопросы были центральными для 28-й Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата? Как можно оценить мировую ситуацию с антропогенными выбросами парниковых газов и прогресс глобальной климатической политики с 2015 г., когда было подписано Парижское соглашение?

Главной темой СОР28 было первое глобальное подведение итогов Парижского соглашения (Global Stocktake) со смешанными результатами. Для удержания роста глобальной температуры в пределах 1,5°C к доиндустриальному уровню, выбросы к 2030 году должны снизиться относительно уровня 2019 года на 43%. Рабочая группа III IPCC в Шестом оценочном докладе утверждает, что технически это возможно, но с учетом финансовых и политических ограничений это абсолютно невыполнимо. Особенно учитывая, что действия, предпринятые прямо сейчас, начнут сказываться на реальной динамике выбросов к 2027-2028 годам, а на СОР28 не принимаются решения прямого действия. Сторонники «подхода 1,5°C» не могут этого не понимать, и это формирует весьма своеобразную атмосферу переговоров.

С другой стороны, хотя выбросы продолжают расти, но динамика их роста существенно ниже, чем те сценарии, которые еще 8-10 лет назад рассматривались как business as usual. Если ориентироваться на базовую цель Парижского соглашения в 2°C, то она выглядит значительно более достижимой, чем в 2015 году. Текущие обязательства стран (которые, скорее всего, будут выполнены) выводят нас на превышение доиндустриального уровня глобальной температуры на 2,7-2,8°C, в то время как уже 8 лет назад такой инерционный сценарий приводил к потеплению на 4,0°C. А это два принципиально разных мира как для жизни людей, так и для природы.

Почему в таком случае мировое сообщество продолжает ориентироваться на цель ограничения глобального потепления уровнем 1,5 °C к доиндустриальному уровню? Не разумнее ли было бы поставить менее амбициозную, но более реалистичную цель?

На СОР28 очень интенсивно звучали требования ни в коем случае не снимать цель в 1,5°C и как можно быстрее довести национальные ОНУВ до уровня, соответствующего этой цели. Аргументация состоит в том, что «каждая десятая градуса имеет значение»: утверждается, что порог, за которым потенциал адаптации земной системы в целом и конкретных экосистем в частности, оказывается, исчерпан и начнется стремительный рост необратимых негативных последствий, лежит не в районе 2°C прироста глобальной температуры, а в районе 1,5°C. Не берусь судить, насколько обоснованы эти утверждения с естественно-научной стороны: формат и продолжительность выступлений на СОР28 в принципе не позволяют представить здесь серьезную аргументацию и ее критику. Шестой оценочный доклад МГЭИК не столь категоричен в этом вопросе, а исследования, вышедшие уже после его подготовки в 2022-2023 годах, должны сначала обсуждаться на научных конференциях, прежде чем на их основе можно будет принимать решения.

В энергетической секторе удалось достичь соглашения по утроению мощностей ВИЭ к 2030 году.  По Вашему мнению, какие дальнейшие перспективы по декарбонизации крупнейших секторов экономики?

Главным итогом СОР28 стало то, что от имени мирового сообщества впервые прозвучала цель «постепенного отказа» от ископаемого топлива (transition away). При всех возможных оговорках и размытости формулировок, это историческое событие – на саммите, проведенном в нефтегазовой стране, была признана неизбежность энергоперехода.

И это не только риторическое упражнение. Зеленая трансформация мировой экономики идет полным ходом. Возобновляемые источники электрогенерации быстро масштабируются, в последние годы произошел прорыв в объемах производства электромобилей. На ВИЭ приходится уже более 80% глобального ввода новых генерирующих мощностей, доля электромобилей достигла 25% глобальных продаж, и эти тенденции широко охватывают не только развитые страны, но и развивающиеся. Возникают реальные перспективы для декарбонизации двух крупнейших секторов – электроэнергетики и дорожного транспорта. Безусловно, развитие новых направлений потребует крупных инвестиций, на определенном этапе – крупных субсидий (налоговых льгот, улучшенных условий кредитования). Но все это звучит как план, которому готовы следовать многие государства и в котором готов активно участвовать бизнес. Это позволяет ожидать, что в течение ближайшего десятилетия можно достичь устойчивой тенденции снижения глобальных выбросов.

Удастся ли, на Ваш взгляд, в ближайшем будущем прийти к компромиссу в вопросах глобальной климатической политики?

В России распространено представление, что климатическая повестка навязывается развивающимся странам со стороны развитых государств. Но СОР28 четко показывает, что это очень упрощенное и во многом ложное представление. Значительная группа наименее развитых стран очень уязвимы к последствиям изменения климата (повышение уровня океана – для островных стран Океании, засухи и опустынивание – для стран Африки). Эти страны не являются бенефециарами глобальной нефтегазовой экономики и не имеют шансов ими стать. Их проблема находится не в плоскости ограничения доступа к ископаемому топливу для экономического развития (цены мирового рынка для них малодоступны из-за слабости платежного баланса), а в плоскости недостаточного финансирования их адаптации к изменениям климата и компенсации потерь. На СОР28 этим странам, представленным группой 77, удалось добиться немного и «продать» свою поддержку развитым странам они не смогли.

За амбициозные цели глобальной климатической политики выступают развитые страны с одной стороны и наименее развитые страны с другой, а страны со средним уровнем развития, которым действительно нужна в первую очередь дешевая энергия и в которых уже сложились крупные энергосистемы, ориентированные на ископаемое топливо, более осторожны и выступают за более широкий набор решений.  Именно в силу такой диспозиции итогом СОР28 стало признание неизбежности постепенного заката эпохи ископаемого топлива: эта позиция поддерживается большинством стран, включая страны Глобального Юга, а нефтегазовые государства оказались в меньшинстве и могут только добиваться формулировок, смягчающих этот тезис, но не отменяющих его.

Для России декарбонизация мировой экономики – это большой вызов и одновременно новые возможности. Как выглядит позиция России по климатическим вопросам в сравнении с общемировой повесткой дня?

Проблемой является отсутствие какого-либо предложения со стороны мирового сообщества странам, которые поставляют большую часть ископаемого топлива и зависят от этого сектора экономики. Для стран ОПЕК+ глобальная декарбонизация – колоссальный экономический вызов, причем если у России на ископаемое топливо приходится несколько более 50% экспорта, то в странах Персидского залива эта доля доходит до 95-99%. Среди нефтегазовых стран есть и весьма бедные, у которых нет ни финансовой подушки, ни средств на диверсификацию экономики. Естественно, эти страны считают такой односторонний подход несправедливым, что резко затрудняет продвижение вперед глобальной климатической политики.

В принципе, такое предложение сформировать можно: среди новых возможностей можно назвать водород, CCS для энергоемких производств в этих странах, для многих стран – критические металлы, природно-климатические проекты, для России и Казахстана – атомная энергетика. Но пока такое предложение не сформировано, хотя в итоговой декларации СОР28 неоднократно отмечена роль всех этих решений и даже переходного топлива (по сути дела, природного газа).

С другой стороны, российская климатическая политика (а как следствие, и позиция на СОР28) далеко не в полной мере учитывает то, насколько далеко зашли процессы зеленой трансформации мировой экономики и становление климатического регулирования, которое во многом реализуется за счет негосударственных акторов. Российская делегация на СОР28 провела большую работу и добилась повышения видимости тех реальных усилий, которые осуществляют регуляторы и бизнес, а также благоприятных формулировок итого заявления по многим важным для России вопросам. Но если выступления представителей российских неэнергетических компаний и финансового сектора были вполне адекватны глобальной повестке, хотя и посвящены в основном частным вопросам, то выступления представителей некоторых российских энергетических компаний и некоторых ведомств показывают полную непогруженность в глобальный контекст, непонимание происходящего в климатической сфере вообще и на СОР28 в частности, подмену сути проблемы очень узкими внутрироссийскими регуляторными проблемами. Некоторые выступления подтверждали все самые невыгодные для России ярлыки: отрицание проблемы изменения климата, гринвошинг, подчеркнутый национальный эгоизм, любовь к красивой отчетности. Необходимы серьезные усилия, чтобы закрыть разрыв между нашей внутренней повесткой, которая пока фокусируется на относительно частных сюжетах, и глобальным перспективами – как на уровне риторики, так и на уровне практических действий. Не может быть сильной переговорной позиции по климатическим вопросам без сильной национальной климатической политики.

В России большое внимание уделяется природно-климатическим проектам и возможностям международной торговли углеродными единицами в рамках статьи 6.4 Парижского соглашения. Произошли ли на СОР28 подвижки по этому вопросу?

По статье 6.4 Парижского соглашения переговоры совершенно не достигли своих целей. Нерешенными остаются принципиальные вопросы – о том, какие типы проектов в принципе могут участвовать и, в частности, допускаются ли проекты по предотвращению эмиссии; на какой основе будут учитываться «временные» сокращения выбросов – так расцениваются природно-климатические проекты (NbS); как разрабатывать стандарты и методологии для проектов. Эти вопросы отложены на 2024 год, но ясной перспективы их решения не просматривается и в будущем году.

Поэтому России следует не ждать результатов этих переговоров, а строить национальную систему климатических проектов с ориентацией на лучшие практики добровольных углеродных рынков и некоторых национальных систем торговли выбросами, на которые допускаются офсетные единицы. Безусловно, отслеживая решения по статье 6.4 Парижского соглашения и сохраняя совместимость российских подходов с решениями на международном уровне.

Статья 6.4 сама по себе – это очень частный вопрос, который привлек в России избыточное внимание из-за непропорционально большой ставки, которая делается в публичной риторике и в национальной стратегии низкоуглеродного развития (СНУР-2050) на природно-климатические проекты (при слабом понимании их реального потенциала и ограничений). Но весьма слабые решения были приняты и по крупным вопросам – фактически так и не определена глобальная цель по адаптации, решение сводится к необходимости подготовки национальных документов планирования по этому поводу. Это полезное дело, но написание каких-либо документов в принципе не способно заменить реальные практические шаги и необходимые ресурсы. Формально удалось договориться о запуске фонда потерь и ущерба, но суммы, которые выделил целый ряд развитых стран, настолько непропорциональны масштабам проблемы, что многими воспринимаются как откровенная подачка. На этом фоне российский дипломатический маневр с заявлением о рассмотрении возможности направить на эти цели часть замороженных золотовалютных резервов оказался довольно удачным – хотя его можно было бы сделать еще сильнее, назвав конкретную значительную величину.

Николай Константинович, Вы впервые были на Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата. Как Вы оцениваете формат и результат обсуждений в области глобального потепления? Какое общее впечатление у Вас оставил COP28?

Статус наблюдателя позволяет изнутри увидеть если не сами межгосударственные переговоры, то по крайней мере официальные консультации. Выглядит этот процесс весьма своеобразно: в большом зал представители более 150 стран (всего в СОР28 участвует 197 стран и отдельно Европейский Союз, но малые страны традиционно объединяются в группы, направляющие на конкретную переговорную площадку одного представителя) предлагают свои комментарии к конкретным статьям проекта соглашения, многие из которых носят редакционный характер. С одной стороны, это структурирует обсуждение, с другой – сильно замедляет процесс и мешает сосредоточиться на узловых вопросах. Добавьте к этому колоссальное разнообразие интересов и позиций. Решения на СОР должны приниматься консенсусно, но триада «консенсус – скорость – качество решений», очевидно, пока недостижима. Удивительно не то, что последние СОР задерживаются с итоговым общим решением, а оно само оказывается недостаточно конкретным; удивительно то, что такое консенсусное решение вообще удается принять. Это – огромное и, кажется, недооцененное достижение мирового сообщества.

Наконец, для непосредственного участника СОР – это очень яркое напоминание, как на самом деле выглядит человечество. Для географа не новость, что Южная Азия – это ¼ человечества, а Африка южнее Сахары – почти ⅕, и эти доли будут в 21 веке только расти. На СОР28 эти регионы были широко представлены, в отличие от относительно скромного представительства Восточной и Юго-Восточной Азии.